Слово «власть», подобно «могуществу», отделимо от обладающего ею (можно сказать и «у него есть власть» и «у него есть могущество»). Но в отличие от «могущества», оно может означать и людей («он — власть», но не «он — могущество»), оно подразумевает единственность, в то время, как могущество может иметься у многих, происходить из разных источников и создаваться заново, наконец, понятие власти подразумевает нравственный долг — но не согласие управляемых — ей подчиняться, ведь от Бога всякая власть, но не всякое могущество.
Итак, слово «власть» включает больше смыслов, чем позволительно при демократии. Из-за них «власть» сразу же противопоставляется «народу», подразумевает право действовать не так, как ему угодно, объясняя это тем, что «так народу будет лучше, в долгосрочной перспективе», затем «так будет лучше», а потом и вовсе «так надо». При власти — существительном, наличествующей как самостоятельное понятие, нет препятствий к тому, чтобы народ скатился от положения её источника к положению подопечного, а в конце концов, — расходного материала. О чём можно сказать, можно и помыслить, что можно помыслить, можно и сделать.
Власти быть не должно, это лишнее слово. О делах управления нужно говорить с помощью глагола «правлю».