Другими словами, он сравнил самовосприятие Путина с профессионалом, например, врачом, который руководствуется не желаниями пациента, а своим пониманием его интересов. Или даже с родителем, желающим ребёнку добра. Вот только родитель не замечает, что ребёнок вырос, в чём, по мнению Холмогорова, и трагедия.
Мой жизненный опыт показывает, что надежды на то, что у противников есть своя правда, что они хотят как лучше, что нужно только им что-то объяснить, оказываются ложными. Несколько раз перемудрив и обжёгшись, я понял, что, когда дело касается людей определённого сорта или положения, мотивы их действий всегда очень просты, конкретны и вульгарны. У них нет политики, стратегии, чести или убеждений, а только интересы, всегда сиюминутные и жлобские. Нет смысла искать глубин там, где их нет. Предполагай о них худшее, и не ошибёшься.
Это относится и к вертикали власти, возглавляемой Путиным. Я думаю, что самовосприятие Путина, как Холмогоров видит его, ошибочно и идеалистично.
И тем не менее, ценность у него есть. Идеализированное описание мнения Путина о себе — не пустая фантазия, а, подозреваю, проекция. Представление о себе, как о мудреце, знающем Путь, замыслившем тайный Хитрый План и имеющем право привести народ к счастью, не чуждо самим вождям патриотической оппозиции. В особенности имперцам, но также и некоторым националистам, хотя бы и сжёгшим идол Империи и поклонившимся Демократии.
Такое представление, в частности, проявляется в гибкости при выборе союзников, превосходящей ту, которую большинство рядовых националистов, не вождей, готовы безоговорочно одобрить.
Боле глубокое следствие такого самоощущения, на словах отвергаемого, но подсознательно руководящего поступками, — разница в отношении к своим и чужим. Надеясь увеличить свою поддержку, вожди националистов идут на большие компромиссы с временными союзниками. Они не учитывают другую сторону медали — как сказываются эти компромиссы на их репутации в глазах сторонников. Они считают их уже у себя в кармане, обязанными безоговорочной поддержкой, — подобно идеализированной, не реальной, верхушке Многонационалии, делающей бесконечные уступки инородцам в попытках привлечь их на свою сторону, но даже не ставящей вопроса о привлечении на свою сторону русских. Силы, которые было бы эффективнее потратить на легитимацию в глазах своих, идут на то, чтобы попытаться понравиться чужим.
Кредит доверия, как бы велик он ни был, не бесконечен. В конкретных условиях современной России со всеобщим взаимным презрением и недоверием, он и вовсе невелик. Только представление о себе, как об Отце, Учителе или Враче, может объяснить щедрую, сверх лимита, трату этого кредита на политически неочевидные поступки и пренебрежение необходимостью увеличивать этот кредит, добиваясь доверия своих.
Националистический политик, оставивший попытки понравиться публике, и подчинивший свою политику стяжанию поддержки самих националистов, может получить большое преимущество.