Из всех тех, кто сейчас считает себя русским националистом, а тем более, просто патриотом, через несколько лет, когда может представиться случай вернуть себе страну, едва ли один останется таковым. Все, или почти все, отпадут; причём, отпадут не под угрозой насилия, не за деньги, или устав от безнадёжной борьбы, — а с убеждённостью, до готовности поучаствовать при случае в истреблении русских.
Казалось бы, зачем такой пессимизм, когда националистическая идеология делается всё популярнее?
Беда в том, что вера в националистический дискурс поверхностна. Он, вкратце, заключается в следующем. У русских есть враги, одни по убеждениям — идеологические, другие — нашедшие в русских пищу или конкурентов за неё — естественные. Они заполучили нас в полную свою власть и эксплуатируют и истребляют нас. Такое положение несовместимо с достоинством, процветанием и самим выживанием русских в целом и по отдельности. Русские, не меньше других народов, заслуживают лучшей участи, и должны освободиться.
Всё это правда, и многие уже поняли это умом, но по-настоящему, печёнкой, никто ещё не поверил. Даже подвижники, блестяще развивающие вышеизложенный дискурс, несмотря на враждебный приём публики и угрозу от властей.
Это неверие проявляется, во-первых, в том, что из ужасного положения русских не просто не делаются неизбежные выводы — делаются выводы им противоположные. Человек мастерски его описывает, а затем, вместо того, чтобы перейти к мерам для его исправления, или, учитывая отсутствие свободы слова, многозначительно промолчать, — публикует политическую программу «Зачем такие ужасы?» с подзаголовком Мёртвому припарки, в которой собирает меры, отобранные по признаку заведомой неэффективности.
Во-вторых (и этот случай более распространён), оказываясь перед нравственным выбором, бывший патриот или националист сменяет вехи и приносит русского младенчика очередному молоху во всесожжение. Одним дороже русской крови оказывается воображаемое геополитическое влияние в Средней Азии, другим — право плясать на амвоне, третьим — витрины на Манежной площади, четвёртым — возможность «поговорить по-мужски» в ночном клубе, пятым — трудолюбивый узбекский дворник, шестым — слёзы матери неуиновного Рафика. Для каждого специально обученные профессионалы найдут своего идола, перед которым былые националистические убеждения — пыль на ветру.
Что значит «поверить по-настоящему»? Расставить приоритеты соответственно этой вере, чтобы она оттеснила на задний план идолы Настоящего Мужика, Женщины, Ребёнка, Друга-татарина-за-которого-глотку-порву,
Поэтому, пока что в русские националисты люди идут не по зову крови или в поисках выгоды, а по двум причинам.
Одни, в глубине души, считают что националистический дискурс — набор полезных для мотивации риторических преувеличений, делающих народ злее, а чиновников добросовестнее. В целом, для них, мир устроен правильно, вот только надо науськать народ на врагов, а чиновников заставить повернуться к нему лицом, — и тогда мы займём законное место среди процветающих наций.
Другие (и их больше), смотря на современный мир, с возмущением видят, что их любимые идолы не получают достаточно жертв. Русские для них — множество людей, которых будет легче других заставить поклоняться этим идолам, а потом их руками принудить к поклонению весь мир; потенциальная паства и армия.
Первые отпадут все вместе, когда явится возможность действовать, вторые отпадают по частям, по мере того, как им предъявляют подобранных для них идолов.
Вот такие печальные мысли у меня вызвал как очередной расфренд слишком правильного мужика, не сумевшего заставить себя промолчать по очередному информационному поводу, так и причина, которой объяснял угрозу расфренда другой сетевой деятель.