Причины же предать есть всегда. Будущий изменник всегда может сказать, что с ним плохо обращались, потому что верность выражается в жертвах. Предательство всегда выгоднее, ибо враг может расплатиться за него из основного капитала преданного, а преданный, за верность, — только из своих доходов. Предательство всегда больше способствует самореализации: верный должен быть орудием чужих замыслов и деяний — и предательство для большинства остаётся единственным способом проявить свободу воли, превратиться из объекта политики в её субъект.
Последнее соображение, кстати, объясняет, почему любое наше начальство неизбежно сговорится за нашими спинами с врагом (как новоросское руководство с украинцами в Минске). Это для них ещё один способ быть начальником. Так они используют свои начальнические привилегии: владеть информацией, скрываемой от лохов, и не подчиняться правилам для лохов же. Кто откажется участвовать в переговорах об измене, тем самым запишет себя в лохи. Опять же, предательство — способ разменять выгоды долгосрочные и абстрактные, вроде национальной безопасности, на немедленно доступные бо́льшие блага. Предпочтение долгосрочных выгод — привычка лохов, которой они прикрывают отсутствие деловой хватки, а реальные пацаны живут здесь и сейчас.
Поэтому от предательства надо защищаться. Нельзя искушать людей, давая им возможность изменить. Там, где её не устранить, надо подбирать особенных, отмороженных, негибких людей, жертвуя компетентностью. Нужно создавать им такие жизненные обстоятельства, чтобы верность давала им единственный шанс выжить. Люди должны знать, что бремя доказательства верности на них, и должны стараться быть выше подозрений.