Есть, по крайней мере, две причины, по которым электронный концлагерь — наше будущее.
Первая, преходяшая, причина заключается в том, что современные люди дурны: они нынче уповают не на Бога, а на правительство. Раньше говорили: «Божиею волею помре», а теперь государство виновато — не вылечило. Правительство у нас отвечает за всё. И чтобы выполнить всё, чего ожидает от правительства публика, оно должно контролировать всё. Никто ведь не может нести ответственность за то, чего не контролирует.
Вторая и фундаментальная: мир стал слишком мал, точнее — чрезмерно связен. Опасности, такие как эпидемии, деструктивные учения или серая слизь, распространяются из одного конца мира в другой слишком быстро, и, рано или поздно, отреагировать не успеют. Электронный концлагерь — это отчаянные меры, снижающие связность, наподобие асептики или карантина, в попытке убежать от судьбы.
Связность — не только благо. Она обратно пропорциональна ожидаемому остатку жизни цивилизации. Несколько десятилетий назад человечество встало на путь к смерти: развитие информационных технологий и глобализацию, увеличивающие связность цивилизации, вместо космической экспансии, её снижающей. Уже не раз указывалось, что запертая на одной планете цивилизация беззащитна перед внешними угрозами. Но ещё до наступления внешней катастрофы, она будет уничтожена изнутри, а перед гибелью успеет почувствовать, что умирает — в электронном концлагере. Это будет планетарный замор.
Была ли возможность избежать этого? Сомневаюсь. Человечество не едино, и решительного успеха в космической экспансии, а именно — достижения космическими колониями неопределённо долгой автономности, то есть, самодостаточности, — достигла бы первой одна из держав, а не все одновременно. Сразу же после чего она уничтожила бы Землю, или заставила остальные державы, под угрозой уничтожения, отказаться от космической программы. Сознавая это, ни одна держава не может позволить другим державам добиться слишком больших успехов в космосе, и обязана, под страхом гибели, сдерживать космическую программу других держав. Это не соревнование, а война, а успехи в космосе — акты агрессии. Тут нет места ни свободе воли, ни даже глупости или измене, — всё определяет теория игр.
Это положение ещё хуже тёмного леса Лю Цысиня — лес ярко освещён, да и деревья, чтобы за ними спрятаться, ещё не выросли. И это одно из слепых пятен в картине мира русского. Русской не привык мыслить в терминах теории игр, так же как и в терминах конкуренции; вместо этого он склонен фантазировать, что можно сделать то, да сё, чтобы избежать неизбежного или компенсировать гандикап. Как писал кто-то, для русского не существует слова «невозможно». Это сильная сторона — до тех пор, пока не столкнёшься с чем-то действительно невозможным.
Зато, проникшись образом мыслей побеждённого, или стоящего на грани окончательного поражения, начинаешь понимать, например, зачем марраны с упорством тараканов проникали в Испанскую Америку, в которую их не допускали.
Итак, любая цивилизация может быть похожа на котёл с русскими грешниками в аду, не позволяющими друг другу выбраться, из известного анекдота. Это явление, возможно, и есть Великий Фильтр, губящий цивилизации.